Средние века до начала процессов о ведьмах

Как ни велико было влияние христианства на ход мысли Средних веков, тем не менее оно, конечно, не могло сразу преобразовать общество и уничтожить результаты тысячелетнего развития. Только постепенно проникали в сознание народов основные идеи религии, которые вели за собой перемены в существующих социальных отношениях. Многие из древних понятий, нравов и обычаев (все, что до некоторой степени совместимо было с христианством) остались нетронутыми и получили только новое христианское обоснование. Выше мы уже видели, как католическая церковь относилась к суевериям того времени и для борьбы с демонами указывала средства, основанные на христианских воззрениях. Нравы и обычаи, допускавшие себе оправдание по основным положениям христианства, были сохранены и приспособлены к различным обстоятельствам. Так именно сохранились старые судебные обычаи, получившие благодаря новому толкованию известный религиозный отпечаток. Таким образом возникли так называемые суды Божии, или ордалии.

Одним из самых распространенных, а потому и наиболее известных обычаев было испытание железом; это был, без сомнения, древнеязыческий обычай, так как о нем упоминается уже в трагедиях Софокла. В Средние века он применялся почти повсеместно для самооправдания от тяжкого обвинения, как, например, в ведовстве.

Беккер так описывает этот обычай в своем знаменитом сочинении ««Die bezauberte Welt»: «Священник в полном облачении кладет на находящиеся на алтаре пылающие уголья железный болт, несколько раз перед тем окропленный святой водой, затем поет песнь, которую пели три отрока в огненной печи, дает обвиняемому в рот просфору, заклинает его и молится, чтобы Бог открыл или его вину, если раскаленное железо, вложенное в его руку, сожжет его, или же его невинность, если он останется невредим. Обвиняемый должен сделать девять шагов с железным болтом в руке, затем священник завязывает опаленную руку и запечатывает узел. Три дня спустя осматривали руку, которая должна была быть здорова и без всяких повреждений. В противном случае обвиняемый считался уличенным в своей вине».

Таким образом, здесь рассчитывали на непосредственное вмешательство самого Бога в пользу невинного. Та же самая мысль положена была в основание и других ордалий. Как известно, в языческое время у воинственных народов Северной Европы поединок был обычным средством для решения спора. Право сильнейшего было неоспоримо: тот, кто убивал своего противника, признавался правым. Этой формы решения некоторых споров в эпоху рыцарства придерживалось все благородное сословие, только несколько иначе мотивируя этот обычай, именно исходя из того положения, что Бог дарует победу и слабому, если он прав.

Третьей формой суда Божия было испытание водой, которое, как кажется, применялось только при процессах над ведьмами. Древние кельты, жившие по Рейну, желая узнать, законный ли ребенок или нет, сажали его голого на щит и пускали на реку. Если ребенок оставался на поверхности, то он был законным, если тонул, то на его мать смотрели как на женщину легкого поведения.

Это испытание ко времени процессов о ведьмах было преобразовано: лицу, обвиняемому в чарах, крестообразно связывали руки и ноги, т. е. большой палец правой ноги связывали с большим пальцем левой руки и большой палец левой ноги – с большим пальцем правой руки; затем голого бросали в воду. Если человек шел ко дну, его признавали невинным; это было основано на том, что вода, освященная перед этим святыми обрядами, не приняла бы виновного.

Этих примеров достаточно, чтобы показать, как древние языческие обычаи изменились в христианское время и как они находили себе повсеместное применение. Можно бы, конечно, привести еще множество примеров этого рода; выше уже упоминалось, что процессы против призраков, бывшие в языческой Исландии, являются прообразом бывших в христианские Средние века процессов против вредных животных и т. п.; но, конечно, здесь не может быть и речи о полном изложении всех относящихся сюда фактов.

Мы ограничимся лишь тем, что несколькими примерами осветим ход этого развития.

Из приведенного достаточно ясно, что даже католическое духовенство иногда облекало в христианские формы древнеязыческие обычаи; поэтому нет ничего удивительного в том, что и более обширные слои народа тоже усердно пользовались этими приемами. Языческие формулы волшебства получили христианский отпечаток и затем применялись совершенно так же, как и раньше. Так, например, существует старинный заговор, происходящий из Норвегии, против перелома ноги у лошади. Невозможно сомневаться в том, что этот заговор есть простое видоизменение языческого, волшебного заговора, настолько велико его сходство с соответствующей вышеупомянутой мерзебургской формулой.

Христос раз ехал очень скоро,

Его молодая лошадь сломала себе ногу,

Иисус сошел и исцелил ее:

Он приложил мозг к мозгу

Кость к кости, мясо к мясу,

Затем прикрыл листом,

И все пришло в порядок.

Подобным образом в течение всех Средних веков и до наших дней сохранилось в низших классах народа древнее искусство чародейства как европейского, так и азиатского происхождения; только таким образом оно и могло сохраниться, так как церковь уже давно, как мы видели выше, считала языческую магию за дьявольскую и преследовала наравне с ересью и идолопоклонством.

Но если вера в могущество чародейства сохранилась в народе и среди низшего невежественного духовенства, то высшие церковные власти с течением времени пришли к другим заключениям. В 785 году на Падерборнском синоде состоялось такое постановление: «Кто ослепленный дьяволом, подобно язычнику, будет верить, что кто-либо может быть ведьмой и на основании этого сожжет ее, тот подлежит смертной казни». Следовательно, в то время считалось достойным наказания не чародейство, а вера в него. Это постановление было утверждено Карлом Великим и в течение следующих столетий служило указанием для франкской церкви при всех обвинениях в ведовстве. Еще яснее выступает взгляд церкви на ведовство в так называемом анкарском каноне Episcopi, составленном в 906 году. В этом каноне епископам было приказано энергично бороться в своих общинах с верою в возможность демонического чародейства и ночных сношений с демонами, а всех, кто продолжал этому верить, исключать из церковного общения. Это постановление оставалось в силе до конца XIII века; пока оно существовало, конечно, нелегко было поднять обвинение в ведовстве, во всяком случае это обвинение было всего опаснее для самого обвинителя. Однако многочисленные магические формулы, дошедшие до нашего времени преимущественно путем устной передачи, ясно доказывают, что, несмотря на такие постановления, невежественная масса не отказалась от веры в чародейство. Но вера в древнее языческое волшебство, признаваемое церковью за исходящее от дьявола, а равно и знание его, естественно, с течением времени должны были исчезнуть. Несмотря на это церковь впоследствии считала необходимым наказывать такие действия смертью на костре, но это было вызвано вовсе не процветанием черной магии; напротив, имеющиеся сведения указывают на то, что она почти совсем исчезла. Скорее здесь действовала другая причина. Чтоб указать ее, мы должны бросить взгляд на более раннюю эпоху.

В первые времена христианства, когда общины были еще малы, а их молитвы и братские трапезы должны были совершаться в тайных местах, против них постоянно подымались обвинения со стороны язычников. Христиане изображались людьми отчаянными, избегающими дневного света, состоящими из подонков простонародья и легковерных женщин, которые осмеивают все святое и состоят в заговоре против всех других людей. Утверждали, что на своих ночных собраниях они употребляют пищу, не свойственную людям, что они презирают все священные обычаи и что их богослужение не есть культ, а прямо нечестие. Они называют себя братьями и сестрами, но позорят эти священные имена самым отвратительным блудом. Они боготворят ослиную голову и еще худшие вещи. Особенно мрачными красками описывались церемонии принятия новых членов. Их ставили будто бы перед сосудом, в котором лежал ребенок, покрытый мукой; и они должны были несколько раз воткнуть острие оружия в муку и, таким образом, убить ребенка. Затем кровь выпивалась, а труп уничтожался; благодаря этой человеческой жертве, в которой принимал участие каждый вновь принимаемый, все были вынуждены хранить тайну как соучастники преступления.

Разумеется, все эти обвинения были совершенно ни на чем не основаны. Никто не мог знать об этом лучше самих христиан. Но как только христианство распространилось и повсеместно было признано, то сами христиане начали возводить подобные же обвинения на других христиан. Если возникала секта, отклонявшаяся от общего учения церкви в самых ничтожных пунктах, хотя бы даже только в том, что более строго наблюдала церковное благочиние и требовала от своих членов более чистого образа жизни, чем какой был у всех христиан, то такую секту вскоре обвиняли в ереси и на нее возводили вышесказанные обвинения. В древнейшую эпоху к ним присоединялось еще обвинение в дьявольской магии. Разные секты, маркиане, монтанисты, манихеи и прискиллиане постоянно возникали и вновь исчезали, причем каждый раз повторялось то же самое. Впрочем, эти обвинения, кажется, только в одном случае имели серьезные последствия, именно казнь прискиллиан в 385 году. Вообще же в течение первого тысячелетия сектантство выступало так редко и имело столь незначительное распространение, что церковь легко справлялась с ним, не прибегая к суровым мерам.

Иначе представляется дело в последующую эпоху. Во всем христианском мире признавалось, что то тысячелетнее царство Христово на земле, о котором было возвещено в Откровении св. Иоанна, относилось к существующей церкви, поэтому приблизительно в 1000 году ждали гибели мира, а так как ничего такого не случилось, то вера в авторитет католицизма была сильно поколеблена. Так как притом нельзя было не видеть различных злоупотреблений в католической церкви, то в начале XI века возникли в разных странах секты, которые не хотели иметь ничего общего с католицизмом и его запятнанным учением, и поэтому сами себя они называли катарами, т. е. чистыми. Эти секты приобретали себе повсюду большое число приверженцев в Италии, Франции и Германии; у них были свои собственные епископы и они угрожали сделаться крайне опасными для католической церкви. Так как катары приписывали дьяволу большую силу и думали, что истинное христианское учение искажено его влиянием, то их прямо обвиняли в поклонении дьяволу, и естественно, что против них поднялись также старинные обвинения еретиков. Поэтому во многих странах почти одновременно началось жестокое преследование катаров, и многие из них находили свою смерть на костре (Ketzer, еретик = Katharer).

Рис. 20. Ведьма, делающая град (из книги Гуачиуса)

Не лучше обошлись и с альбигойцами и вальденсами в XII веке. Эти секты, на которые можно смотреть как на предвестников протестантизма, так как они ставили Священное Писание выше авторитета церкви, – находили себе во Франции и Германии приверженцев не только среди народа, но также и среди князей, дворянства и католических епископов, так что в этих странах смотрели на церковь как на устарелое и смешное учреждение. Поэтому папы Иннокентий III и Григорий IX стали проповедовать крестовый поход против этих сект и учредили инквизиционный трибунал, к которому приводили всякого, кого подозревали в сношении с еретиками. Папская булла, изданная против германских еретиков в 1233 году, показывает нам, за что, собственно, преследовали обвиняемых. Еретиков обвиняли в почитании дьявола, который лично показывался им в образе лягушки, черной кошки или очень бледного человека. Он дает холодный как лед поцелуй вступающему в союз посвящаемому, у которого вместе с тем исчезает всякое воспоминание о католической вере. Тогда его обязывают всячески надругаться и осмеять христианские таинства и делать вообще все то, что запрещается по учению церкви. Такие преступления, конечно, подлежали наказанию смертью; поэтому эти секты подвергались беспощадному и часто кровавому преследованию в течение более двадцати лет и были истреблены.

Однако при всех этих преследованиях за ересь никогда – по крайней мере официально – не возбуждалось обвинение в ведовстве; этого и не могло быть, пока сама церковь оставалась при своем отрицательном взгляде на возможность чародейства и пока был в силе канон Episcopi. В середине же XIII века произошла полная и внезапная перемена в отношении церкви к этому вопросу, когда Фома Аквинский, самый выдающийся из учителей церкви того времени, высказал взгляд, явно противоречивший практике, которой до сих пор придерживалась церковь в течение нескольких веков. Этот новый взгляд на вещи кратко и ясно изложен в следующих положениях:

«О ведьмах мы знаем, что некоторые думают, будто бы не существует никакого ведовства и что оно возникает из неверия; они думают также, что демоны существуют только в человеческом воображении, так что люди порождают их, так сказать, из себя самих и потом пугаются этих образов, созданных их воображением. Но католическая вера утверждает, что демоны существуют, что они могут вредить своими кознями и препятствовать плодовитости брака».

И далее: «Следует принять во внимание необходимость допустить, что демоны, по попущению Божию, могут вызывать вихри в воздухе, подымать ветры и заставлять огонь падать с неба. Хотя телесная материя относительно принятия той или иной формы и не подчиняется ни добрым, ни злым ангелам, но одному только Богу-Творцу, но по отношению к движению в пространстве телесная природа создана так, что подчиняется духовной. Примером этого может служить человек, члены которого движутся только под управлением его воли. Следовательно, если допустит Бог, то не только добрые, но и злые духи могут собственной силой достигнуть всего, что только может быть достигнуто посредством движений в пространстве. Так, они могут вызывать ветер и дождь и другие подобные явления в воздухе посредством движения паров, поднимающихся с земли и с моря».

Если Фома Аквинский мог стать в такое противоречие с господствующим до этого взглядом церкви и провести свое мнение, то, конечно, основание для этого заключалось в том, что в действительности он выразил не только свои собственные взгляды, но и взгляды той эпохи. Значит, произошел полный переворот в общем понимании относительно возможности чародейства. Это обстоятельство следует приписать главным образом влиянию на Европу мавританской магии. Благодаря крестовым походам и мавританским университетам в Испании европейцы пришли в соприкосновение с арабами и, познакомившись с естествознанием и магией, которая ревностно культивировалась маврами, развили эти науки еще далее. Альберт фон Больштедт, прозванный Альбертом Великим (род. в 1193 г.), Роджер Бэкон (род. в 1214 г.) и Арнольд из Виллановы (род. в 1240 г.) слыли во всей Европе за чародеев благодаря своим сведениям по естествознанию, позволявшим им производить необъяснимые для народа фокусы. Фома Аквинский был даже учеником Альберта Великого, но сомнительно, чтобы он правильно понял его искусство.

Сказание передает, что однажды в тайной мастерской Альберта появилась удивительно красивая фигура женщины, приветствовавшая Фому человеческим голосом. Чтобы избавиться от этого дьявольского наваждения, Фома бросился бить ее палкой, отчего фигура рухнула с гулом и какими-то особенными звуками. Как раз в это время вошел Альберт и с гневом закричал: «Фома, Фома, что ты наделал? Ведь ты уничтожил мою тридцатилетнюю работу». Быть может, этот рассказ несколько приукрашен, но едва ли подлежит сомнению, что Альберт изготовлял художественные автоматы, чем часто занимались старинные магики. И если в основании этого рассказа лежит хоть некоторая доля правды, то весьма естественно, что Фома, едва ли понимавший истинное положение вещей, сделался ревностным поборником веры в чародейство.

Конечно, для церкви было трудно совершенно уничтожить канон Episcopi, однако при добром желании это удалось, и уже в год смерти Фомы Аквинского (1274) в Лангедоке имел место первый процесс ведьм. Понятно, что как в этом случае, так и в ближайшее время обвинения в чародействе обращены были не больше как к одному или немногим лицам. Но раз начались такие обвинения, то легко уже было к обвинениям, направленным против постоянно возникающих еретических сект, присоединить и обвинения против ведовства. Так, в течение какого-нибудь полувека возникли понятия о «еретических сектах» и «ведовских сектах», вместе с тем в главных чертах положено было основание для понятия черной, или дьявольской, магии, которое господствовало в Европе до начала XVIII века как среди народа, так и среди образованных классов общества. Эта дикая фантазия стоила Европе больше невинной крови, чем все современные ей войны. В следующей главе мы увидим, как люди представляли себе эти сообщества ведьм и что считали целью и задачей их деятельности.

Союз с дьяволом и шабаш ведьм

Causa efficiens primaria, т. е. первой действительной причиной, почему человек делается ведуном, или ведьмой, и присягает в верности дьяволу, оказывается сам дьявол. Однако он ничего бы не мог достигнуть, если бы человек своими грехами не давал ему повода вмешаться. Неверующий или маловерный, тот, кто легкомысленно клянется, кто мстителен или злопамятен, человек с разнузданными инстинктами, кто неумеренно ест и пьет, наконец, любопытный, кто хочет знать больше других, всегда будет ощущать искушение искать помощи у дьявола. Но такое наущение получается или прямо от дьявола, или через его помощников – ведьм. Но если человек решился искать помощи у дьявола, то что он должен предпринять, чтобы быть принятым в общество ведьм?

На это достопочтенный пастор Давид Медерус в своей третьей проповеди о ведьмах отвечает таким образом:

«Ослепленные люди сами признаются, что прежде всего они должны отказаться от Святой Троицы, Христа, христианской веры и святого крещения, отречься от них и выразить поругание всему этому; в особенности же в церквах, когда священник читает текст Евангелия, отрицать про себя все читанные слова и таким образом объявить себя врагом Бога и Христа: ибо пока они остаются еще при Христовой вере, до тех пор черт не может воспользоваться ими как орудием своей собственной воли; христианская вера причиняет ему всякие неприятности. Во-вторых, они должны также обещать быть врагами всему, что исходит от Бога, всем творениям, всем чадам Божиим, и вредить им везде, где возможно вредить, всегда и везде, где только они могут. В-третьих, они должны дать обещание признавать одного дьявола за своего бога, повелителя и царя, почитать его и быть покорными ему во всех делах. В-четвертых, они должны креститься иначе, а именно во имя дьявола, а иные во имя всех дьяволов; при этом обряде другие ведьмы приносят кипящую воду и купель; такое крещение совершает или сам сатана, или же одна из ведьм, и при этом не всегда с особой пышностью; часто посвящение происходит в колдобине или навозной луже; при этом новопосвященной ведьме дают другое имя. В-пятых, такое лицо, присоединенное к царству дьявола, немедленно получает для себя особого черта в качестве любовника или наложницы, они вступают между собой в брак и празднуют его, а другие ведьмы при этом веселятся. В-шестых, такой дьявол-любовник сопутствует ведьме повсюду, часто приходит к ней, совершает с ней блуд, а также и наставляет ее на то или иное злое дело, на что она получает приказание вместе с другими, которые имеют такое же приказание. В-седьмых, дьявол дает ведьме торжественное обещание не только заботиться о ней, но если она будет посажена в тюрьму по обвинению в ведовстве, то выручать ее из заключения; с тем, однако, чтобы она стояла твердо и не сознавалась, или если бы она в чем-нибудь призналась, то сейчас же опять отреклась бы от этого»^[19].

Если, таким образом, по исполнении всех формальностей кто-нибудь принимается в союз ведьм, то он получает большую силу на то, чтобы вредить людям. Ведьма может посредством волшебства вгонять в людей всякого рода неудобоваримые вещи, как, например, волосы, щетину, стекло, гвозди, ножи, иглы, деревяшки, червей, скорпионов и т. п. Кроме того, она может вредить людям и околдовывать их, взглянув или дохнув на них.

«Однако надо заметить, что они могут вредить не всем людям и тварям, хотя бы и очень того хотели. От их козней свободны благочестивые и богобоязненные люди, проповедники и лица духовного звания, должностные лица и судьи, палачи и заплечные мастера, конвойные и тюремщики, полицейские и сыщики, полицейские и городские служители и вообще все, кто принимает участие в поимке ведьм и волшебников, сторожит их в тюрьме, судит их и исполняет над ними судебную экзекуцию».

Многочисленными опытами доказано, что ведьмы могут похищать у людей всякое имущество, главным образом пищевые припасы и хлеб.

«Об этом не стоит подробно распространяться или приводить много историй и примеров, – говорит Преториус, – так как, к сожалению, повседневные факты в изобилии свидетельствуют об их всякого рода великих и малых злых действиях».

Ведьмы могут сделать брак бесплодным, положивши под кровать травы или завязавши узлы на ремне или шнурке, по числу узлов можно тогда видеть, сколько детей могли бы иметь супруги. Ведьмы силой своего искусства могут также изменять пол людей, превращать девушку в мужчину и обратно, чтобы этим причинить возможно большую неприятность. Выше уже было упомянуто, что они могут вызывать непогоду, ветер, дождь, холод, гром, молнию, снег и мороз. Иногда говорится также, что ведьмы в состоянии дать себе большую красоту, большой почет и богатство; однако большинство авторов сходятся в том, что редко бывало слышно, чтобы ведьма приобрела что-нибудь посредством своего искусства.

Относительно вопроса, многократно разбиравшегося в судах, могут ли вообще ведьмы предпринимать что-нибудь доброе, напр., исцелять опасные болезни, большинство думает, что хотя они и могут это делать, если позволит дьявол, но что последний дает такое позволение крайне редко.

Рис. 21. Ведьма, вылетающая в трубу (из соч. А. Палинга, 1659)

С помощью своего личного черта ведьмы могут с поразительной быстротой переноситься по воздуху и в невероятно короткое время делать большие путешествия.

О проповеднике Иоганне Тевтонском из Гальберштадта, бывшем одним из известнейших волшебников своего времени, рассказывается, что он в 1221 г. в одну ночь одновременно служил три мессы, одну в Гальберштадте, другую в Майнце и третью в Кельне. Натершись мазью, приготовленной из жира новорожденных детей и различных трав, каковы мак, паслен, подсолнечник, головолом и белена, ведьмы могут носиться по воздуху на разного рода утвари: щетках, кочергах и сенных вилах. Эти вспомогательные средства употребляются ими обыкновенно во время большого годового праздника, шабаша ведьм, который обыкновенно справляется на какой-нибудь высокой горе, а в некоторых странах – в большом лесу, на открытом месте. Датские и немецкие ведьмы, как известно, отправляются на Блоксберг (датские – иногда также и на Геккенфельд, Геклу в Исландии), шведские – на Блаакуллу на Эланде, норвежские – на Лидергорн около Бергена; таким образом, ведьмы каждой страны имеют для этого свое особое место. Празднество происходит или в Вальпургиеву ночь на первое мая, или в ночь на Иванов день. В этих празднествах должны участвовать все ведьмы; тех, кто отсутствует без уважительных причин, черт мучает всю ночь так, что они не могут спать.

Когда настает время отъезда, ведьма натирается мазью, берет предмет, на котором хочет ехать, и тихо говорит следующие слова: «Взвейся вверх и никуда» («Oben auss und nirgens an»). Выезжает она обыкновенно через дымовую трубу. Некоторые скачут на своем черте, который стоит у дверей в виде козла. Во время путешествия ведьмы должны особенно остерегаться того, чтобы не беспокоиться и не озираться вокруг; ибо в противном случае они падают вниз и могут причинить себе большой вред, так как они часто летят в воздухе очень высоко. Некоторые летают совершенно голые, другие – в одежде.

Когда они соберутся на место празднества, то делаются все приготовления к пиршеству, столы и скамейки придвинуты и на стол ставятся дорогие серебряные и золотые вещи. Кушанья часто бывают превосходны, но иногда черт находит удовольствие шутить над своими гостями и угощает их падалью и другими нечистыми вещами; в кушаньях, однако, нет соли; так бывает всегда. После еды ведьмы рассказывают свои новости: каждая сообщает, что происходило в ее стране; ибо они обращают внимание на все, что делается у людей. «Для начальников ведьм и колдунов это служит таким средством, что они становятся как бы в своем роде новыми газетами».

Затем дьявол дает своим слугам новый яд, чтобы творить новые несчастья. Этот яд, как рассказывают многие авторы, добывается таким образом: дьявол в образе козла приказывает сжечь себя, после чего ведьмы старательно собирают золу, которая чрезвычайно опасна для людей и скота. Вскоре после этого козел, однако, вновь появляется среди них и взывает страшным голосом: «Отомстите им или вы должны умереть». Затем все выражают дьяволу свою глубокую преданность и почтение; это делается в такой форме: козел обращает ко всему собранию заднюю часть тела и всякий член собрания целует его в это место. Но в этом виде он показывается не всем; новообращенные, на которых еще нельзя вполне положиться, отводят глаза, и они воображают тогда, что видят великого принца, у которого они целуют руки; но это одно только воображение. Затем начинается настоящее веселье, ведьмы становятся в круг, спинами внутрь круга, чтобы не видеть друг друга, и под свист начинают свой хоровод. Во время танца ведьмы и черти поют хором: «Господин, господин, черт, черт, прыгни здесь, прыгни там, скакни здесь, скакни там, играй здесь, играй там». В заключение каждый черт схватывает свою ведьму, удовлетворяет с нею свою похоть, после чего наступает время, когда каждая ведьма должна рассказать, какое несчастье сотворила она со времени последнего общего собрания. Тех, кто не может рассказать о какой-нибудь достаточно злой проделке, старшие дьяволы бьют плеткой. Когда новые сочлены увидят, таким образом, все, чего они могут ожидать худого и хорошего, их торжественно принимают в союз, причем они вписывают свое имя собственной кровью в большую книгу. Иногда заключается формальный контракт между дьяволом и лицом, вступающим в сделку; это лицо оговаривает в нем себе известные земные выгоды, за что по истечении определенного времени переходит во власть дьявола. Такой контракт может быть заключен не только во время праздника, но, вероятно, и во всякое время. Это видно из следующего отрывка старинного акта: «Я, нижеподписавшаяся, Магдалина де-ля-Палюд и т. д., сим заявляю и удостоверяю, что при наличности здесь присутствующих господина Луи Готфрида и дьявола Вельзевула я отрекаюсь от моей части у Бога и у небесных сил. Я отрекаюсь вполне, всем сердцем, силой и волей от Бога Отца, Сына и Святого Духа, от Пресвятой Богородицы, от всех святых и ангелов, а в особенности от моего ангела-хранителя» и т. д.

После того как имя занесено в книгу и контракт заключен, совершается крещение нового члена. «Это и есть причина, почему ведуны и волшебники обыкновенно имеют по два имени». Наконец, дьявол отпечатывает на вновь посвященном свой знак, чтобы впоследствии узнать его; знак этот всего чаще делается на скрытом месте тела, где он не может легко быть замечен другими. Где дьявол касался своими пальцами, там не чувствуется никакой боли; по таким нечувствительным местам на теле можно узнавать колдунов и ведьм.

Один из вопросов, вызвавших много споров среди старинных авторов, касался того, могут ли происходить живые существа от союза ведьмы с чертом. Бодинус пишет об этом так:

«Наес quaestio, an isti coitus fieri possint, coram Sigismundo caesare fuit agitata et an ex iis aliquid nasci: tandemque fuit constitutum posse copulationem istam et generationem existere… Sed neque hac in re inter Doctor es convenit ex quibus nonnulli putant Daemonas Hyphialtas, sive Succubos, virorum semen accipere et Ephialtas, sive Incubos, eodem in mulieres abuti. De hac autem copulatione Hieronymus et Augustinus asserunt nihil ex ea procreati: si fiat, diabolum in carne, non hominem fore».

Однако все авторы сходятся на одном, именно что если что и родится от связи ведьмы с чертом, то это ни в каком случае не будет существо человеческого вида, а маленькое отвратительное, животнообразное существо.

Едва ли нужно указывать на то, что все, состоящее в связи с ведовством: крещение ведьм, ежегодные большие празднества, сожжение дьявола и его воскресение и т. д., – все это было пародией на священнодействия христианской церкви, относящиеся к событиям, имевшим место при ее основании. Культ дьявола и не мог быть ничем иным, как карикатурой богослужения.

Далее...