Заговоры на присушение девиц

• «Лягу я (имя молодца), помолясь, пойду благословясь, из избы дверями, из двора воротами, в чисто поле, погляжу и посмотрю под восточную сторону; под восточной стороной есть три печи - печка медна, печка железна, печка кирпична. Как они разожглись, распалились от неба до земли, разжигаются небо и земля и вся подвселенная, так бы разжигало у (имя девицы) к (имя молодца) легкое и печень, и кровь горячу, не можно бы ей ни жить, ни быть, ни пить, ни есть, ни спать, ни лежать, все на уме меня держать. Недоговорены, переговорены, прострелите, мои слова, пуще востраго ножа и рысьего когтя тоску напустить, присушить девок».

• «Четыре зарницы, четыре сестрицы: первая Марья, вторая Марфа, третья Марина, четвертая Макрида; подьте вы, сымайте тоску и великую печаль со гостей, со властей, со кручинных, со тюремных людей, солдатов-новобранцев и со малых младенцев, которые титьку сосали и от матерей осталися; наложите ту тоску и телесную сухоту, великую печаль на (имя девицы), чтобы она (имя девицы) без меня (имя молодца) не могла бы ни жить, ни ходить, ни лежать, ни спать, все по мне (имя молодца) тосковать; тем словам и речам ключенныя слова аминь, аминь, аминь».

• «Стану я (имя молодца), помолясь, пойду, благословясь, из избы дверями, из двора воротами, выйду в чисто поле; в чистом поле стоит изба, в избе из угла в угол лежит доска, на доске лежит тоска, я (имя молодца) той тоске помолюся и поклонюся: о, сия тоска, не ходи ко мне, (имя молодца), поди, тоска, навались на красну девицу, в ясные очи, в черны я брови, в ретивое сердце; разожги у ней (имя девицы) ретивое сердце, кровь горячую по мне (имя молодца), не могла бы ни жить, ни быть. Сим словам вся моя крепость».

• «Встану я (имя молодца) и пойду из избы в двери, из дверей в ворота, в чисто поле, под Восток под восточную сторону. Навстречу мне семь братьев, семь ветров буйных. "Откуда вы, семь братьев, семь ветров буйных, идете? Куда пошли?" - "Пошли мы в чистые поля, в широкие раздолья сушить травы скошенные, леса порубленные, земли вспаханные". - "Подите вы, семь ветров буйных, соберите тоски тоскучие со вдов, сирот и маленьких ребят, со всего света белого; понесите к красной девице (имя) в ретивое сердце; просеките булатным топором ретивое ее сердце, посадите в него тоску тоскучую, сухоту сухотучую, в ее кровь горячую, в печень, в суставы, в семьдесят семь суставов и подсуставков, един сустав, в семьдесят семь жил, единую жилу становую; чтобы красна девица (имя) тосковала и горевала по (имя молодца) во сне суточном в двадцать четыре часа, едой бы не заедала, питьем она не запивала, в гульбе бы она не загуливала и во сне бы она не засыпала, в теплой паруше калиновым щелоком не смывала, шелковым веником не спаривала, пошла, слезно плакала, и казался бы ей (имя молодца) милее отца и матери, милее всего роду-племени, милее всего под луной, скатного жемчуга, платья цветного, золотой казны". Будьте вы, мои слова, крепки и лепки, крепче камня и булата. Ключ моим словам в небесной высоте, а замок в морской глубине, на рыбе на ките; и никому эту кит-рыбу не добыть, и замок не отпереть, кроме меня (имя молодца). А кто эту кит-рыбу добудет и замок мой отопрет, да будет как древо, палимое молнией». (Наговаривается на хлеб, вино и прочее, что даются привораживаемой, а также на ее след.)

• «Стану Я (имя молодца), помолясь, пойду, благословясь, из избы дверями, из двора воротами, в чисто поле. На желтом песке есть белая рыбица. Как белая рыбица тоскует и мечется и не может без воды жить, ни дневать, ни часу часовать, на всяк день и на всяк час; и как у белой рыбицы прилегла чешуя от головы до хвоста, так бы прилегли ко мне (имя молодца) у нее (имя девицы) думы и мысли на всяк час и на всяк день, в полном месяце и по все четные, во все двадцать четыре часа, всегда, ныне и присно и во веки веков».

• «Встану я (имя молодца) и пойду из дверей дверями, из ворот воротами, под восток, под восточную сторону, под светлый месяц, под луну небесную, к тому синему морю, синему морю-Окияну. У того У синего моря лежит бел Алатырь-камень; под тем под белым Алатырем-камнем лежат три доски, а под теми досками три тоски тоскучие, три рыды рыдучие. Подойду я близехонько, поклонюсь низехонько. «Вставайте вы, матушки, три тоски тоскучие, три рыды рыдучие, и берите свое огненное пламя; разжигайте девицу (имя), разжигайте ее во дни, в ночи и в полуночи, при утренней заре и при вечерней. Садитесь вы, матушки три тоски, в ретивое ее сердце, в печень, в легкие, в мысли и в думы, в белое лицо и в ясные очи; дабы (имя молодца) казался ей пуще света белого, пуще солнца красного, пуще луны небесной; едой бы она не заедала, питьем бы она не запивала, гульбой бы не загуливала; при пире она или при беседе, в поле она или в доме, - не сходил бы он с ее ума-разума». Будьте вы, мои слова, крепки и лепки, крепче камня и булата. Замыкаю я вас тридевятью замками; запираю я вас тридевятью ключами. Нет моим словам переговора и недоговора, и не изменить их ни хитрецу, ни мудрецу». (Наговаривается на пищу или питье, которые дают привораживаемой, или на след ее.)

• «Лягу я (имя молодца), помолясь, встану я, благословясь; умоюсь я росою, утрусь престольною пеленою, пойду я из дверей в двери, из ворот в ворота, выйду в чисто поле, во зеленое поморье. Стану я на сырую землю, погляжу я на восточную сторонушку, как красное солнышко воссияло, припекает мхи-болота, черные грязни. Так бы припекала, присыхала (имя девицы) ко мне, (имя молодца), - очи в очи, сердце в сердце, мысли в мысли; спать бы она не засыпала, гулять бы она не загуляла». (Читается на подаваемое питье.)

• «Стану я (имя молодца), пойду из дверей во двери, из дверей в ворота, в восточную сторону, на Окиян-море на том море стоит остров, на том острове стоит столб, на том столбе сидят семьдесят семь братьев; они куют стрелы булатные день и ночь; скажу я им тихонько: «Дайте мне, семьдесят семь братьев, стрелу, которая всех пыльчее и летчее», Стрельну этою стрелою в девицу (имя), в левую титьку, легкие и печень, чтобы она горевала и тосковала денно, нощно и полунощно, не заедала и не запивала. Заключаю замком крепким, и ключ в воду».

• «На море на Окияне, на острове на Буяне лежит камень, на том камне сидит красна девка (имя), и идет к ней (имя молодца), и говорит ей: «Ты меня не убойся, я пришел, твой товарищ, тебя соблазнить, чтобы тебе меня почитать и всегда на уме держать, в еде бы не заедать и в питье бы не запивать, во сне бы не засыпать, в гульбе бы не загуливать; бросалась бы тоска в ночное окошко, в полуденное окошко, в денное окошко; казался бы я тебе краснее красного солнца и светлее светлого месяца, милее отца и матери, роду и племени, вольного света, разного цвета, что на свете цветет». Будь ты, мой приворот, крепче камня, крепче железа, отныне и до века». (Говорить по 3 раза на три зари - утреннюю, вечернюю и утреннюю.)

• «Встану я (имя молодца) утром рано, пойду в луга изумрудные, умоюсь там росою целебною, студеною, утрусь мхами шелковыми, поклонюсь солнцу красному, ясной зореньке и скажу я солнцу красному: «Как ты, солнышко, печешь-прилекаешь цветы и травушки, так пусть и она (имя девицы) припечется ко мне (имя молодца) крепко-крепко, горячо-горячо, и будем мы как два цветка Иван-да-Марья жить вместе и любиться крепко, радоваться и ворковаться, как голубки порой вешнею. А ты, солнышко, приласкай нас, обогрей нас, чтоб никто не расхолодил и не разлучил нас во все дни, месяцы и годы живота нашего. Пусть она (имя девицы) с этой минуты и легкого часу не спит, не ест, а все думает только обо мне, добре молодце (имя), а сердечко ее грустит и рвется ко мне; как птичка на волю из неволюшки. Пусть я ей (имя молодца) так буду с сего часу люб, как она мне и моему ретивому. Слова мои сердечны, искренни, верны и крепки».

• «За морем за Хвалынским, во медном городе, во железном тереме сидит добрый молодец, заточен во неволе, закован в семьдесят семь цепей, за семьдесят семь дверей, а двери заперты семьюдесятью замками, семьюдесятью крюками. Никто добра молодца из неволи не ослобонит, никто добра молодца до сыта не накормит, до пьяна не напоит. Приходила к нему родная матушка (имя) во слезах горючих, поила молодца сытой медовой, кормила молодца белоснеговой крупой, а кормивши молодца, сама приговаривала: не скакать бы молодцу по чисту полю, не искать бы молодцу чужой добычи, не свыкаться бы молодцу со буйными ветрами, не радоваться бы молодцу на рать могучую, не пускать бы молодцу калену стрелу по поднебесью, не стрелять бы во белых лебедей княжьих, не доставать бы молодцу меч-кладенец врага-супостата; а жить бы молодцу во терему родительском, со отцем, со матерью, со родом-племенем. Уж как заговорит добрый молодец: не чисто поле меня сгубило, не буйны ветры занесли на чужую добычу, не каленой стрелой доставал я белых лебедей, не мечом-кладенцом хотел я достать врагов-супостатов, а сгубила молодца воля молодецкая, во княжьем терему над девицей красной (имя). Заговариваю я, родная матушка (имя), полюбовного молодца (имя) на любовь красной девицы (имя). Вы, ветры буйные, распорите ея белу грудь, откройте ея ретиво сердце, навейте тоску со кручиной; чтобы она тосковала и горевала; чтобы он ей был милее своего лица, светлее ясного дня, краше роду племени, приветливее отца со матерью; чтобы он казался во сне и наяву, в день и полдень, в ночь и полночь; чтобы он ей был во пригожество красное, во любовь залучную; чтобы она плакала и рыдала по нем, и без него бы радости не видала, утех не находила. Кто камень Алатырь изгложет, тот мой заговор превозможет. Моему слову конец на любовь красной девицы (имя)».

• «На море на Окияне есть бел-горюч камень Алатырь, никому не ведомый; под тем камнем сокрыта сила могуча, и силы нет конца, выпускаю я силу могучу на красну девицу (имя); сажаю я силу могучу во все составы, полусоставы, во все кости и полукости, во все жилы и полужилы, в ея очи ясны, в ея щеки румяны, в ея белу грудь, в ея ретиво сердце, в утробу, в ея руки и ноги. Будь ты, сила могуча, в красной девице (имя) неисходно; а жги ты, сила могуча, ея кровь горючую, ея сердце кипучее на любовь к полюбовному молодцу (имя). А была бы красна девица (имя) во всем послушна полюбовному молодцу (имя) по всю его жизнь. Ничем бы красна девица не могла отговориться: ни заговором, ни приговором; и не мог бы ни стар человек, ни млад отговорить ее своим словом. Слово мое крепко, как бел-горюч камень Алатырь. Кто из моря всю воду выпьет, кто из поля всю траву выщиплет, и тому мой заговор не превозмочь, силу могучу не увлечь».

• «Лягу я (имя молодца), помолясь, и встану, благословясь, и пойду я из дверей в двери, из ворот в ворота, в чисто поле, под чистые звезды, под лунь небесную. И лежат три дороги: и не пойду ни направо, ни налево; пойду по середней дороге, та дорога лежит через темный лес. В темном лесу стоит древо тоски, тоскует и горюет тоска, печалуется, и поселяю я ту тоску в (имя девицы). Взойди в ея белое тело, и в ретиво сердце, и в русые косы, в кровь горячую - в руду кипучую, чтобы она по (имя молодца) тосковала, и все бы она обо мне думала; в питье бы она не запивала, в еде бы она не доедала, во сне бы она не засыпала, и завсегда бы она меня, (имя молодца), на уме держала. Как солнцу и месяцу помехи нет, так бы и моему заговору помехи не было».

• «На русской и на немецкой земле есть огненный царь, высушил реки и озера, и мелкие источники; и как в нынешних высушил, так бы сохла (имя девицы) по (имя молодца) двадцати четырех часу денных и ночных, на новом месяце и на перекрой месяцу, и во вся меженны дни; и не могла бы ни жить и ни быть, ни есть (имя девицы) без меня (имя молодца): в семидесяти суставах и в семидесяти жилах, в подпятное жилье и в подколенное жилье, и в пространной жиле ... и везде бы сохло и болело по мне (имя молодца). Еще в чистом поле стоит Феоклист, да все высохло; днем на солнце и ночью при месяце, и при частых звездах, и при частых дождиках в семидесяти суставах, и в семидесяти жилах, и в подколенном жилье, и в пространной жиле ... и везде бы сохло у (имя девицы). Двадцать четыре часу ночных и дневных, на утренней заре, на вечерней заре, на новом месяце и на ветхи месяце, и на перекрой месяце, во вся меженные дни не могла бы она, (имя девиицы), без меня, (имя молодца), ни жить, ни быть. Есть в чистом поле печь модная, накладено дров дубовых. Как от тех дров дубовых сколь жарко разгорается, и так бы разгорелось у нее (имя девицы) по мне (имя молодца), 24 часу денных и ночных, на новом месяце и на ветхом месяце, во вся меженные дни, не могла бы она, (имя девицы), без меня ни жить и ни быть. Всем моим словам ключ и замок». (Трижды плюнуть. Наговаривать на соль, пиво, пряник или вино.)

• «Выйду я на улицу, посмотрю в чисто поле. В чистом поле есть семьдесят семь медных светлых каленых печей, на семидесяти семи медных светлых каленых печах по семьдесят семь яги-баб, у тех у семидесяти семи яги-баб есть по семьдесят семь дочерей, у тех у семидесяти семи дочерей есть по семьдесят семь клюк и по семьдесят семь метел. Помолюся и покорюся я (имя молодца) этим яги-бабовым дочерям: «Гой еси! Вы, яги-бабовы дочери, присушите и прилучите девицу (имя) к молодцу (имя), метлами следы запашите, клюками заключите, бейте-убивайте подпятную жилу, бейте-убивайте подколенную жилу, бейте-убивайте корекористый дуб, бейте-убивайте медны калены печи. Коль горят пылко и жарко медныя печи, так же бы девица (имя) пеклась и калилась во всякое время, во всяк час, утра рано, вечера поздно, о середки дня, о полуночи, о утренней заре и на вечерней, на новый и на ветхий месяц, и на перекрое месяце; не могла бы она (имя) ни жить, ни быть, ни пить, ни есть, во сне не засыпала, в питьи не запивала, во еде не заедала, со добрыми людьми во беседы не засиживала, все меня (имя молодца) на уме держала; и казался бы я (имя молодца) светлее светлого месяца, краснее красна солнышка, любе отца, матери, толще и матерей всего мира. Ветры-ветерочки, буйны вихорки. спущу я свои слова, свою статью на свою сторону; где ее найдете, тут ее возьмите, - на широкой улице, во мшаной хоромине, во дверях, воротиках».

• «Стану я (имя молодца), помолясь, пойду, благословясь, из избы дверями, из двора воротами в чисто поле на три росстани; помолюся я (имя молодца) трем братам, трем ветрам: первый брат - ветер восточный, второй - ветер западный, третий - ветер северный! Внесите тоску и сухоту в (имя девицы), чтобы она о мне, (имя молодца), сохла и тосковала; не могла бы ни дня дневать, ни часа часовать отныне, и до века, и во веки».

• «Язык - проветчик, зубы - межа, глаза - вода, лоб - бор веди меня, сударушка, на двор, бери клюкву, мели муку, пеки хлеб, корми меня, будь отныне и до веку моя. Спущу (имя молодца) на бабную девицу (имя девицы) три тоски тоскущие, три сухоты сухотущие, три жалбы жалбущие - в сердце ретивое, в легкое, печень и в кровь горячую, в глаза и суставы, и в мозга. И казался бы я (имя молодца) девице (имя) милее хлеба-соли, милее милости Божьей, роду-племени, отца-матери, красного солнца, светлого месяца. Мало-молодо (3 раза). Замок в море, ключ во рте. Как замка из моря не вынимати, ключа изо рту не доставати (3 раза). Кои слова в эабытьи, служите навеки впереди. Будь, моя молитва, крепка и липка, лучше и зубастее зуба щучева».

• «На море на Океане лежит бел-горюч камень Алатырь, никем не ведомый. Стану я, раб Божий (имя), благословясь, ключевой водой умоюсь с пестрых листей, с торговых гостей, с попов, с дьячков, с молодых мужиков, с красных девиц, молодых молодиц. Из-под этого камня Алатыря выпущу я силу для привороту и сажаю эту силу в могучую жилу моей милой, во все суставы, полусуставы, во все кости, полукости, во все полужилы. в ее очи ясные, в ее щеки румяные, в ее белую грудь, в ее ретивое сердце, в ее утробу, в ее руки и ноги, чтоб кровь ее кипела и шипела, чтоб она тосковала и горевала и в ночь спокойна не бывала, чтоб ей не жить, не быть ни часу, ни минуты не миновать без раба Божьего (имя), поднялась бы тоска-кручина из морской пучины, поднялось бы горе из-за синих гор, из-за темных лесов, из рабы Божьей (имя), чтоб она тосковала и горевала как мать над дитятей. Запираю приговор тридевятью тремя замками, тридесятью ключами. Слово мое крепко. Аминь».

• «Исполнена есть земля дивности. Как на море на Океане, на острове Буяне, есть бел-горюч камень Алатырь; на том камне устроена огнепалимая баня, в той бане лежит разжигаемая доска, на той доске тридцать три тоски. Мечутся тоски, кидаются тоски и бросаются тоски из стены в стену, из угла в угол, от пола до потолка, оттуда через все пути и дороги и перепутья, воздухом и аером. Мечитесь, тоски, киньтесь, тоски, и бросьтесь, тоски, в буйную голову (имя девицы), в тыл, в лико, В ясные очи, в сахарные уста, в ретивое сердце, в ее ум и разум, в волю и хотение, во все ее тело белое и во всю кровь горячую, во все ее кости, и во все составы: в семьдесят состав, полусостав и подсостав. И во все ее жилы: в семьдесят жил, полужил и поджилков. Чтобы девица (имя) тосковала, как рыба без воды. Кидалась бы, бросалась бы из окошка в окошко, из дверей в двери, из ворот в ворота, на все пути и дороги и перепутья с трепетом, тужением, плачем и рыданием, зело спешно шла бы и бежала и пробыть без (имя молодца) ни единыя минуты не могла. Думала б об нем не задумала, спала б не заспала, ела бы не заела, пила бы не запила и не боялась бы ничего; чтоб он ей казался милее свету белого, милее солнца пресветлого, милее луны прекрасныя, милее всех и даже милее сна своего, по всякое время: на молоду, под полы, на перекрое и на исходе месяца. Сие слово есть утверждение и укрепление, им же утверждается и укрепляется и замыкается. Аще ли кто от человек, кроме меня, покусится отмыкать страх сей, то буди, яко червь в свище ореховом. И ничем, ни аером (воздухом), ни бурею, ни водою дело сие не отмыкается».

• «Лягу я, раб Божий (имя), помолясь, И встану, перекрестясь, и пойду я из дверей в двери, из ворот в ворота, в чисто поле, под чистые звезды, под лунь Господень (луну). И лежат три дороги, и не пойду ни направо, ни налево; пойду по средней дороге, и та дорога лежит через темный лес. В темном лесу стоит дерево тоски; тоскует и горюет тоска, печалится, и поселяю я ту тоску в рабу Божью (имя); взойди в ее белое тело и в ретиво сердце, и в русые косы, в кровь горячую, в руду кипучую, чтобы она по рабе Божьем (имя) тосковала, и все бы она обо мне думала; в питье бы она не запивала, в ястве бы она не заедала, во сне бы она не засыпала, и завсегда бы она меня, раба Божья (имя) на уме держала. Как солнцу и месяцу помехи нет, так бы и моему заговору помехи не было. Аминь, аминь, аминь».

• «Раб Божий (имя) идет в поле, просит четыре ветра достать из моря бел Латырь-камень, вынимает из-под него ларцы, а из ларцов огонь; просит ветры нести огонь к женщине, чтобы у нее горело сердце; замыкает ларцы; бросает ключи в море; как не бывать белу Латырю-камню из моря, так не бывать рабе Божьей (имя) без раба Божьего (имя)».

• «Раб Божий (имя) пойдет под зарю и звезды, увидит царя Жажду; попросит его направить огненную реку в уста женщине; как горит огненная река, так бы горело у нее сердце».

• «Раб Божий (имя) выйдет в чистое поле. Как на раба Божьего (имя) светит месяц, как звезды смотрят на месяц, так бы раба Божья (имя) смотрела на (имя молодца); как кукушка тужит по своему гнезду, так бы раба Божья (имя) тужила; как возрадуются звезды месяцу, так бы раба Божья (имя), когда увидит (имя молодца); как тужит кобыла по жеребенку, так бы раба Божья (имя) по мне».

• «Раб Божий (имя) пойдет на море-Океан; на нем есть бел-горюч камень; на камне дерево суховерхое. Как то дерево сохнет, так бы раба Божья (имя) сохла. На дереве сидит железный муж, бьет своим посохом в камень; как он разжигает камень, так бы раба Божья (имя) разжигалась. Пусть она тужит, когда не видит раба Божьего (имя)».

• «Раб Божий (имя) пойдет к морю-Океану; там на острове стоит изба, а в ней птица без крыльев. Каково тошно птице без крыльев, таково бы было и рабе (имя). Каком тошно рыбе без воды, таково бы было и рабе (имя). Как ерзает жернов по жернову, так бы ерзало сердце у рабы (имя)».

• «Раб Божий (имя) приходит к Черному морю и просит седого мужа прельстить красную девицу (имя), чтобы она тосковала каждый раз, как посмотрит в зеркало. Старый муж высекает искру в зеркало на доброго молодца; зажигает деревья и тело красной девицы. Раб Божий (имя) просит старого человека быть ему отцом, матерью и братом; сделать девице тошнее тошного. Пусть девица не избавится от тоски».

• «Из уст раба Божьего (имя) течет огненная река. Он просит, чтобы она не пала никуда, кроме тела девицы, чтобы огненная река зажгла ее тело от его слов. Сколь тошно зверю, столь бы тошно было девице. Столь бы ей было Тошно, сколь тоскует младенец по матери, рыба по воде, заключенный по выпуску, больной от немощи. Сохла бы девица, была бы как зверь в лесу; родственники были бы ей как лютые враги; не могла бы смотреть на них. Раб Божий (имя) казался бы ей как солнце; был бы милее отца и матери. Любила бы девица его больше себя; не могла бы избавиться от тоски. Как дерево сохнет, так бы раба Божья (имя) сохла».

• «Раб Божий (имя) просит зарю Марью и зарю Маремьяну пойти в океан. В океане лежит доска, на ней тоска. Раб Божий (имя) просит зори взять доску, понести через море к рабе Божьей (имя) и зажечь у нее жилы и суставы».

• «Раб Божий (имя) пойдет к морю-Океану; там стоит железная изба, в ней медная печь; в ней горят дрова; так бы горело тело у рабы Божьей (имя) о рабе Божьем (имя) и она горевала бы, забывала родителей».

• «Раб Божий (имя) выйдет в чистое поле, станет лицом на запад. Как утренняя заря не может наглядеться на вечернюю, так бы женщина не могла насмотреться на него».

• «Светает, восходит красное солнце, вылетают птицы из гнезд. Раб Божий (имя) встает ото сна, умывает лицо, прикладывается к кресту. У раба Божьего (имя) есть радостен час, так бы возрадовалась ему раба Божья (имя). В Океане-море стоит бел-горюч камень, прилетела ласточка, свила на нем гнездо, вывела птенцов и обрадовалась, так бы возрадовалась рабу Божьему (имя) раба Божья (имя). На этом свете течет река Ласка, на ней выросло дерево, его верхушки свились друг с другом, так бы свивалась раба Божья с рабом Божьим (имя)».

• «Стоит море-Окиян, в Окияне-море остров Буян, на том острове Буяне есть гора Горова, на той горе Горове есть древо Борово, около тово древа Борова вьется хмель. И в том море есть Алатырь-камень, и вышла из того моря красная девица и выходила на тот камень Алатырь, и выносила та девица три девять замков и три девять ключев, и замыкала, и окладывала та девица меня, раба Божьего (имя) с рабою Божьей (имя), не то б меня, раба Божьего (имя), никому не розвести и не случить, а тому делу ключ ныне и присно, и во веки веков, аминь».

Далее...